Вальцовщик-оператор стана холодного проката ЛПЦ-2 Александр Аксенов работает в одном цехе без малого 30 лет. Однажды решив связать свою жизнь с металлургией, за долгие годы он стал настоящим мастером своего дела. О непростой работе, дружном коллективе, родственниках-металлургах и спортивных достижениях Александр Викторович рассказал в интервью газете «Магнитка плюс».
-Александр Викторович, как давно вы работаете на комбинате?
-Если брать непрерывный стаж, то 2 августа этого года будет 30 лет – и все в одном цехе, на одном агрегате. Еще обучаясь в училище № 28 на вальцовщика, я проходил практику в ЛПЦ-2. Впервые наша группа пришла в этот цех в 1990-м году. На втором курсе практика на производстве у нас была два дня в неделю, потом она стала постоянной и длилась три месяца. А дипломы мы защищали прямо в цехе перед начальником прокатного отделения. Это был 1991-й год. Меня оставили в ЛПЦ-2, где я отработал год до армии. Отслужив, вернулся обратно, и работаю до сих пор.
-Расскажите о своей работе…
-Основные наши обязанности – прокатывать металл, следить за его качеством. Но, дело в том, что не бывает двух одинаковых рулонов: они все разные. Вот катаешь ты за смену 30 рулонов, и каждый со своими особенностями, даже если одинаковая ширина и толщина металла, и рулоны «сидели» в одной садке в термическом отделении. В нашей работе очень много разных нюансов, и к каждому рулону нужно приспособиться, так сказать, найти подход. А для этого нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Поэтому невозможно обучить вальцовщика за 2-3 месяца: нужен опыт, специфические знания, которые так быстро не передаются. Даже у вальцовщиков с большим стажем иногда получается совсем не то качество проката, которое хотелось бы. Бывает, такой рулон выйдет, что смотришь на него со своим 30-летним опытом и думаешь: «Что это? Откуда это взялось?» Я, например, за каждый рулон переживаю, потому что наше поколение так воспитано: ответственность прежде всего. Иначе мы не можем. Я два раза из трех побеждал в конкурсе на лучшего вальцовщика, потому что всегда стремился как можно лучше освоить свою профессию. Еще хорошо выручает то, что люди давно работают вместе, и понимают друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Если у нас что-то идет не так, старший на меня посмотрит, и я уже знаю, что ему нужно. Так бывает, когда долго работаешь с одним человеком. И, конечно, иногда нам приходится принимать решения мгновенно, потому что скорость проката доходит до 15 метров в секунду.
-Как у вас обстоят дела с молодыми кадрами?
-Средний возраст наших вальцовщиков — примерно 53 года. Самому старшему – 57 лет. И сейчас мы подходим к очень непростому моменту: по новому закону о возможности досрочного выхода на пенсию в 55 людям, работавшим во вредных условиях труда, из ЛПЦ-2 разом уходят около 40 человек. Это люди с большим стажем и опытом, который им некому передать. Они уйдут с производства в течение месяца, а кто будет работать? Я считаю, что главная ошибка прошлой администрации заключалась в экономии на людях. Они сократили их до такой степени, что у тех, кто остался, накапливается постоянная усталость. Мы с рабочей смены приходим и спим до 11-12 часов дня не потому, что так хотим или лежебоки — просто иначе организм не успевает восстанавливаться. Многим уже под 50, а кто-то и старше, и нас сократили. Если в советское время штат на «дрессировке» составлял четыре человека в каждой бригаде плюс контролер ОТК, то сейчас нас в бригаде осталось двое: я и старший вальцовщик. У него седьмой разряд, у меня пятый. Я работаю и за учетчика, и за подручного вальцовщика, в общем, только и успеваю совмещать. Если раньше контролер ОТК был на каждой линии, то после «знаменитой» СДУ контролеров не осталось. Вся работа легла на старшего контролера, поэтому на вальцовщиков возложили дополнительную обязанность по учету. Если раньше общий штат был 17 человек, не считая контролеров ОТК, то сейчас — 9. В настоящее время у нас один работник серьезно заболел, и началось: кому-то задержали отпуск, кому-то его передвинули. А если еще кто-нибудь заболеет, агрегат в одной из бригад может встать, потому что некому работать. Мы много раз говорили о том, что нужно увеличить штат хотя бы до трех человек в бригаде, чтобы мы могли кого-то учить, пока опытный персонал не ушел с комбината совсем. Тех, кто старше 55-ти лет, на работе держит либо большой кредит, либо ипотека, иначе они бы тоже ушли. И поколение сейчас уже другое: молодежь, в основном, сидит в телефонах, и мало таких, кто хочет осваивать рабочую профессию и действительно по ней работать. Это у меня первые пять-шесть лет глаза горели. До сих пор помню, как первый раз сел за клеть, как впервые подмотку нормальную пропустил. Адреналин был, интерес, стремление. Если бы сейчас к нам приходила такая молодежь, мы были бы очень рады. Да только таких еще поискать. И нормального средне-профессионального обучения, как раньше, у нас тоже нет.
-Почему вы решили связать свою жизнь с металлургией? Кто-то из ваших родственников работал на комбинате?
-У нас, можно сказать, семейная династия. Мой отец всю жизнь проработал в конвертерном цехе. Он его начинал строить, потом какое-то время работал на разливке, затем перешел в сталевары. Брат – на пять лет старше меня первым пошел учиться на вальцовщика. Сейчас он работает в ЛПЦ-1. Я пошел по его стопам. И, самое интересное: мы служили в одной части, в пограничных войсках на одной и той же заставе с разницей в несколько лет. Жена работала в ЛПЦ-2 контролером ОТК, и там же мы познакомились. Но с комбината ей пришлось уйти по состоянию здоровья. И хотя наша династия не официально признанная, так как в настоящее время на комбинате остались только я и брат, семья у нас рабочая.
-Дети не пошли на комбинат?
-Нет. У нас с женой уже взрослые дети – сын и дочь, погодки. Сыну 26 лет, дочери – 25. Сын работает инженером-наладчиком в подрядной организации. Он окончил Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники. Отучился и вернулся в Темиртау. Хорошо зарекомендовал себя на работе, сейчас он инженер первой категории. А работает, в основном, в конвертерном цехе на газоочистке. Дочь связала свою жизнь со спортивной стрельбой. История получилась очень интересная. Когда дочери было 13 лет, она занималась каратэ. Потом стала жаловаться, что ей тяжело, она устает и так далее. Мы с женой сказали: «На диване ты сидеть не будет, мы найдем тебе другую секцию». Предложил дочери спортивную стрельбу. Сказал, что там не так тяжело, как на каратэ: поднял руку и стреляй. Прошло полгода, и тут в газете «Магнитка» я увидел объявление о том, что после ремонта открывается тир, и идет набор детей в секцию. Пришел домой, дочь спрашивает: «Ну что, папа, когда ты меня на стрельбу запишешь?» Я сказал: «Собирайся, поехали записываться!» Она: «Не поеду!» Слезы начались, тут уже мама вмешалась, пришлось ехать. Приехали, у дочери слезы по щекам бегут, она ничего не хочет. Тренер – Валерий Павлович — мне говорит: «Может, не надо?» Я отвечаю: «Надо!» Записали мы ее на стрельбу, она два месяца нехотя ходила. А однажды пришла со школы, покушала, бросила рюкзак и начала собираться. Я спрашиваю: «Ты куда?» Отвечает: «На тренировку». Я сказал, что рано еще, а дочка сообщила, что ходит уже на две тренировки. С тех пор дело пошло. Через два года дочь сдала нормативы на кандидата в мастера спорта, в 2017 году стала мастером спорта, а еще через три месяца – мастером спорта международного класса. Сейчас она работает тренером в тире, и является единственной представительницей Карагандинской области, кто имеет такое высокое звание в спортивной стрельбе после отъезда Валерия Павловича.
-А вы сами стреляете?
-У меня в военном билете стоит профессия «Снайпер». В свое время я тоже занимался спортивной стрельбой. Тогда в городе было два тира: одни возле стадиона «Металлург», и второй возле стадиона «Строитель». Неплохой был тир, там я занимался почти три года. Звезд с неба не хватал, но попадать – попадал. И когда в армии были первые стрельбы из автомата, у меня в роте был лучший результат.
-Значит, дочь в вас пошла. Ведь хорошо стрелять не каждому дано …
-Дело в том, что у нас нет отбора, как такового. Может, у кого-то есть талант к стрельбе, но он об этом не знает, потому что никогда не был в тире и не стрелял. Как дети приходят в спортивные секции? В основном, отец, или мать говорят: «Вот я в детстве занимался таким-то видом спорта, и ты пойдешь туда же». Те, кому достается в школе, идут на боевые искусства, чтобы суметь дать отпор хулиганам. Но почему бы во время уроков физкультуры не сводить всех детей, по достижению ими определенного возраста, в тир? Сегодня идет один класс, завтра – другой и так далее. Показали бы им оружие, все бы объяснили, дали бы пострелять. Если придет 500 человек, из них 30 способных к стрельбе запишутся в секцию, а через полгода из них останется пятеро, то через четыре года мы будем иметь олимпийского чемпиона. Может, этот несостоявшийся олимпийский чемпион сейчас на скрипке играет, а ему нужно стрельбой заниматься? То же самое и с другими видами спорта: бокс, плавание, шахматы и так далее. Дети должны все попробовать. Хороший тренер всегда заметит, есть ли у ребенка способности к данному виду спорта. Так что, считаю, что уроки физкультуры иногда нужно выносить за пределы школы. И строить новые спортивные объекты, вкладывать средства в спорт. Тогда и спортивных побед у нашей страны будет больше.
Кира Щербакова