У труженика тыла Майи Соповой было непросто детство – как и у всех, кто в раннем возрасте пережил войну. Великая Отечественная застала Майю Афанасьевну в ее родном городе не Неве, куда ей больше не суждено было вернуться. На долю ребенка выпали разлука с родителями, жизнь в интернате, непростая работа в госпитале. Воспоминаниями о тех далеких днях женщина поделилась с нашими читателями.
Майя Сопова родилась в Ленинграде. В этом городе, название которого менялось несколько раз, проживало несколько поколений ее предков, поэтому семья по праву относилась к ленинградским старожилам. Будучи маленькой девочкой, Майя Афанасьевна ходила в детский сад, который располагался на территории Государственного Эрмитажа: именно там старшим научным сотрудником работала сноха ее бабушки. Чтобы попасть в садик нужно было выйдя из дома пройти через Дворцовую площадь и зайти через служебный вход в служебную же часть Эрмитажа. Окна дошкольного учреждения смотрели на музей, и конечно же, Майя Афанасьевна часто бывала в нем, с ранних лет знакомясь с шедеврами мировой живописи.
Я была девочка полненькая, и мне можно было обходиться без тихого часа. И меня выпускали, я ходила по залам. А там сидели бабушки-служительницы, и все они меня знали. Когда заканчивалось время тихого часа, они напоминали: «Маечка, тебе уже пора возвращаться в детский сад!» — говорит Майя Афанасьевна. – Я до сих пор помню все, что видела в залах. В свое время у меня была туристическая поезда в Италию, и когда мы добрались до Ватикана, я встретила очень много знакомых картин. Так, в Папском дворце есть Станцы Рафаэля, а в Эрмитаже я видела Лоджии Рафаэля с копиями фресок. Поэтому детство у меня было очень интересное – до войны. Когда она началась, мы практически постоянно находились в бомбоубежищах. Несколько классов школы учились в них же. Постоянные воздушные тревоги, причем, авианалеты были бесконечные: одни самолеты улетали, другие прилетали. Мои мама и бабушка, которые во время блокады работали в госпитале, часто не могли вернуться домой. Так и шли на следующе утро на работу из бомбоубежища, а я оставалась дома одна. Если больной в госпитале умирал, его ужин работникам разрешали взять домой. Этими кусочками меня и подкармливали.
Когда появилась возможность вывезти из блокированного города детей, интернат Государственного Эрмитажа, куда определили девятилетнюю Майю Афанасьевну, эвакуировали в Кострому, а после – в Пермь. Сперва детей везли на автобусах, до города Городец в Нижегородской области они добрались уже на теплоходе. Оттуда очень долго ехали в эшелоне, в вагонах-«теплушках», постоянно останавливаясь и пропуская поезда, идущие на фронт. На остановках детям приносили еду. Многие из них к тому времени были очень ослаблены, и некоторые не пережили эвакуацию. Так, по дороге, прямо в вагоне умерла подруга Майи Афанасьевны. Девочки лежали ночью, обнявшись. Смерть произошла во сне.
В Перми интернат разместили в здании школы. С утра дети учились, а после занятий работали в госпитале: ухаживали за ранеными, кормили их, стирали бинты, писали письма за тех, кто не мог делать это самостоятельно. За каждый ребенком были закреплены один-два, а то и три раненых.
-Я была закреплена за парнем, у которого не было ни рук, ни ног. Такой молодой, красавец, блондин… И сейчас его иногда во сне вижу. Был еще пожилой солдат. Нам не разрешали ничего брать у раненых, но они все равно нас угощали. Я приду, а солдат мне: «Маечка, сунь руку под подушку!». А там или кусочек сахара, или корочка хлеба. В интернате питание было скудное – война, вот нас и подкармливали, — вспоминает Майя Афанасьевна. — За то, что мы работали в госпитале, нам подарили патефон с одной-единственной пластинкой. Это была песня «Ах, Самара-городок» в исполнении Розы Баглановой. И крутили мы эту пластинку бесконечно. Уже тогда была связь с Казахстаном. В интернате мы устраивали вечера, пели песни, писали стихи. Помню, я написала стихотворение об Урале, и его напечатали в газете «Уральский рабочий». Потом приехал мужчина, привез мне подарок – коробку со сладостями. И он тоже написал мне стихи. Начинались они так: «Девочка Майя, дочь Ленинграда! Ты песню седому Уралу поешь…». Вот такое было внимание к детям. Ходили мы и на спектакли. В Пермь был эвакуирован Ленинградский, сейчас — Мариинский театр оперы и балета. В него водили тех, кто хорошо учился в школе. Жизнь у нас, несмотря на все тяготя, была очень насыщенная.
Так как родители Майи Афанасьевны оставались в Ленинграде, им приходилось очень тяжело. Кроме голода, бомбежек и обстрелов, жителей донимали огромных размеров крысы, которые, по словам очевидцев, питались трупами умерших. Они прогрызали мебель и даже стены домов, съедали у людей последние припасы. Бороться с крысами было сложно, тем более что кошек в городе совсем не осталось. Известно, что после прорыва блокады из Ярославля в Ленинград привезли четыре вагона хвостатых помощников. В конце войны в город привезли второй эшелон кошек – на этот раз из Омска, Тюмени и Иркутска, всего около пяти тысяч. Вскоре после этого крыс в городе не стало.
Майя Афанасьевна уверена, что выжить ее родителям удалось только благодаря работе в госпитале и продуктовым карточкам, которые выдавали персоналу. Несмотря на тяжелейшее положение жителей Ленинграда, почта там работала исправно: все письма, которые отправляла родителям маленькая Майя, и которые они отправляли ей, доходили.
Помню, как в интернате, на Новый год, на елку вместо игрушек повесили письма от наших родителей. Это был лучший подарок, — говорит Майя Афанасьевна. – Я писала о работе в госпитале, о том, как помогаю раненым. Так дети поддерживали связь с родными.
В Ленинград Майя Сопова вернуться больше не смогла. Из интерната ее отправили в поселок Чистоозерное под Новосибирском: туда были эвакуированы ее мама и бабушка уже после снятия блокады. На новом месте, во время большого митинга возле строящегося Дома Советов Майя Афанасьевна узнала о том, что закончилась война. От радости люди плакали. Этот день объявили нерабочим, и вместе с мамой девочка пошла на поле – собирать мерзлую картошку, из которой потом пекли лепешки. Время было еще голодное, и люди питались, чем могли.
В поселке Майя Сопова прожила до 18-летнего возраста, потом уехала в Новосибирск. Жила она и в Белоруссии, где вышла замуж и вместе с мужем по комсомольской путевке приехала в Темиртау в 1958-м году. Устроилась в трест КМС диспетчером по автоперевозкам, вносила свой вклад в расширение города. На глазах Майи Афанасьевны строилась Казахстанская Магнитка. А в день выпуска первого чугуна она, в числе других комсомольцев, стояла вдоль железнодорожной линии, по которой ехали чугоновозы. Оцепление было необходимо для того, чтобы не допустить к линии любопытствующих во избежание несчастных случаев.
Еще учась на третьем курсе завода-втуз, Майя Сопова перешла из треста на комбинат. До самой пенсии она проработала инженером-металлургом в производственном отделе, была секретарем партийной организации в заводоуправлении. Майе Афанасьевне удалось поработать с Нурсултаном Назарбаевым – в то время секретарем парткома, а ее муж учился вместе с ним на одном курсе завода-втуза. Долгое время Майя Афанасьевна работала в городском совете ветеранов, помогала другим труженикам тыла, поздравляла их с праздниками. Сейчас женщина поддерживает связь с подругами и бывшими коллегами при помощи ноутбука, которым хорошо владеет, и даже самостоятельно может устранить небольшие неисправности. 5 мая, перед Днем Победы Майе Афанасьевне исполнится 90 лет.
-В таком возрасте мы живем одним днем. Никогда не знаем, что может случиться завтра. Но, когда ты в здравом уме, и твердой памяти, это уже хорошо.
Стихотворение, написанное Майей Соповой
во время Великой Отечественной войны
Гудят гудки, работает завод.
И день, и ночь рабочий у станка.
Скорее все – оружие на фронт!
Тверда рабочего рука.
Один снаряд, другой, четвертый, пятый –
А ну-ка, поднажмем еще, ребята!
Скорее все — оружие на фронт!
Снаряды день и ночь рабочий лить готов.
Седой Урал, тебя Россия не забудет!
Ты славу заслужил свою сполна.
Рассказы о тебе слагаться будут.
Тобой, Урал, гордится вся страна.
И нас, детей, Урал суровый,
Все дни ты от невзгод спасал.
Детей, оставшихся без крова,
Ты приютил и обласкал.
Кира Щербакова